|
|
Сальвадор Дали: мои сильные стороны
Меня ничуть не удивляет, когда мои друзья, недруги и публика в целом утверждают, что они не понимают образов, возникающих в моем воображении, которые я перевожу на язык своих картин. Как они могут понять их, когда я сам, "производящий" эти образы, не понимаю их? Но тот факт, что сам я в момент письма не понимаю смысла своих картин, не значит, что они вообще лишены смысла: напротив, смысл их так глубок, сложен, многозначен и непроизволен, что ускользает от простого анализа и определения с помощью логической интуиции. Чтобы объяснить и перевести на общепринятый язык мои картины, их необходимо подвергнуть специальному анализу, причем со строжайшей научной точностью и предельной объективностью. Всякое объяснение должно возникать a posteriori, когда картина уже существует как самостоятельное явление. Свою задачу в живописи я вижу в том, чтобы с властной силой и точностью материализовать образы, порождаемые конкретной иррациональностью. Чтобы образный мир конкретной иррациональности приобрел такую же объективную очевидность, густоту, твердость, ощутимую органами восприятия убедительность, что и реальные явления внешнего мира.
Главное, что мы хотим передать, - это конкретный субъект иррационального. Живописные средства подчиняются этой задаче. Приемы жизнеподобного искусства с их гнусно-навязчивой и неотразимой убедительностью, ловкая имитация внешнего правдоподобия, обстоятельная повествовательность всем осточертевшего академизма могут стать ступенями на пути восхождения мысли к новым откровениям конкретной иррациональности, ибо по мере того, как образы конкретной иррациональности сближаются с образами физической реальности, средства их передачи сближаются с приемами великой реалистической живописи Веласкеса или Вермера Делфтского, наша цель - реалистически изображать иррациональную мысль по неведомым законам воображения. Мгновенная цветная фотография и в то же время сверхтонкие, экстравагантные, сверхпластические, сверхживописные, неизведанные суперживописные, суперпластические, разочаровывающие, сверхнормальные, идиотские образы - образы конкретной иррациональности: образы, которые не могут быть предварительно объяснены или сведены к более простым с помощью логической интуиции или других рационалистических средств. Образы конкретной иррациональности являются абсолютно неизведанными. На первом этапе сюрреализм предлагает специальные методы, позволяющие приблизиться к образам конкретной иррациональности. Эти методы, отводящие сюрреалистическому субъекту исключительно пассивную, рецептивную роль, сейчас изживают себя и уступают место новым сюрреалистическим методам систематического исследования иррационального. Психический автоматизм в чистом виде, сновидения, эксперименты с галлюцинациями, сюрреалистические предметы, наделенные символическим смыслом, непроизвольный идеографизм, фосфеноменическое раздражение и сонливость и т.д. сегодня предстают перед нами "сами по себе" как самодостаточные приемы. Но образы, полученные с помощью этих приемов, имеют два значительных недостатка: 1) они перестают быть неведомыми, так как, попадая в сферу действия психоанализа, эти образы легко переводятся на его доступный логический язык, хотя в них все же остается обширное пространство загадочного и привкус необъяснимости, особенно для широкой публики; 2) преимущественно скрытый и химерический характер этих образов не удовлетворяет более наших желаний и наших "принципов верификации", впервые провозглашенных Бретоном в его "Рассуждении о неполноте реальности". Отныне бредовые образы сюрреализма с безнадежностью стремятся к осязаемости объективному и физическому существованию в нашей реальности. Лишь те, кто не понимает этого, продолжают цепляться за грубодвусмысленное представление о сюрреализме как о "поэтическом бегстве" и считать нас певцами фантастики и фанатиками необыкновенного. Лично я считаю, что экспериментальная эпоха невероятных искажений, невообразимых кровавых осмосов, летающих разодранных внутренностей, волосатых скал и фантастических пейзажей завершилась, хотя выработанные ею иконографические приемы могут еще долгое время использоваться околосюрреалистической живописью. Новые бредовые образы конкретной иррациональности стремятся к своему реальному физическому "осуществлению"; они выходят за рамки навязчивых идей и "потенциальных" представлений, которыми пользуется психоанализ.
Эти новые образы обладают способностью к развитию и продуктивностью - качествами, присущими всякой системе. Попытки "симуляций" Элюара и Бретона, последние образы Рене Магритта, "метод" последних скульптур Пикассо, теоретическая и художественная деятельность Сальвадора Дали и т.д. указывают на потребность в предметной ускоренности в жизненном потоке, настоятельную духовную необходимость представить бредовый и неведомый мир наших умственных опытов в плоскости объективной реальности. Воспоминаниям-галлюцинациям, потенциальным и невозможным образам, рассчитанным на чистое восприятие, которые можно только рассказывать, мы противопоставляем физические предметы "обьективной" иррациональности, о которые можно по-настоящему пораниться. В 1929 году Сальвадор Дали обратил внимание на внутренние механизмы параноидальных явлений и задумался об экспериментальном методе, который может быть основан на использовании неожиданных возможностей систематизированных ассоциаций, присущих паранойе; впоследствии этот метод превратился в тот бредовый критический синтез, который получил название "параноидально-критической деятельности". Паранойя: взаимопоясняющие бредовые ассоциации, имеющие систематизированную структуру. Параноидально-критическая деятельность: спонтанный метод иррационального познания, основанный на поясняюще-критическом соединении бредовых явлений. Наличие активных и систематически повторяющихся элементов, свойственных паранойе, обеспечивает параноидально-критической деятельности продуктивность и способность к дальнейшему развитию. Наличие активных и систематизированных элементов не предполагает насилия над мыслью или какого-либо интеллектуального компромисса, ибо известно, что в паранойе навязчиво повторяющийся образ неотделим от самого бредового явления - всякое даже мгновенное и неожиданное бредовое явление, имеющее параноидальный характер, уже несет в себе систематизированную структуру в целом, которая объективируется a posteriori критическим вмешательством. Критическая деятельность выступает лишь как проявитель насыщенных образов, ассоциаций, тонких систематизированных взаимосвязей, уже существующих к моменту бредовой вспышки, когда они приобретают физически ощутимую реальность, высветить которую позволяет параноидально-критическая деятельность. Параноидально-критическая деятельность является воплощением организующей и животворящей силы объективной случайности. Параноидально-критическая деятельность рассматривает сюрреалистические образы и явления не изолированно, а в сложном комплексе систематизированных и значимых взаимосвязей. Пассивному, не заинтересованному, созерцательному и эстетическому отношению к иррациональным явлениям мы противопоставляем активное, организующее, носящее системный и познавательный характер отношение к этим явлениям, которое в практике нашего подлинного, непосредственно переживаемого жизненного опыта рассматривается как частные события, несущие ассоциативную и смысловую нагрузку. Речь идет о систематизирующе-поясняющей организации сенсационного, но разрозненного и одностороннего экспериментального сюрреалистического материала. Вот, к примеру, сюрреалистические события дня: ночная поллюция, ложное воспоминание, сновидение, дневная фантазия, превращение ночного фосфена в конкретный, вызывающий сонливость образ, пищеварительный каприз, внутриматочные сокращения, деформированная истерия, произвольное задержание мочи, непроизвольное задержание бессонницы, случайный позыв к эксгибиционизму, неудавшийся половой акт, горячечная порывистость, насморк, анальный дискомфорт, мельчайшая ошибка, малейшее недомогание, сверхнормальное психологическое состояние, картина, которую бросили писать, и та, которую еще пишут, местный телефонный звонок, "беспокоящий образ" и т.д. и т.п. - все это, говорю вам, и множество других одномоментных или последовательных проявлений, обнажающих минимум иррациональной преднамеренности или, напротив, минимум ее внешне подозрительного отсутствия, соединяется с помощью точных приемов, выработанных параноидально-критической деятельностью в единую незыблемую систему, носящую бредовый и в то же время содержательный характер, в которой роль навязчивых идей играют политические проблемы, парализующие воображение образы и полуживотные инстинкты. Параноидально-критическая деятельность уникальным образом организует и объективирует неограниченные и неизведанные возможности систематизированного соединения субъективных и объективных явлений, которые предстают перед нами как порывы иррациональных сил, замаскированных под навязчивые идеи. С помощью этого метода параноидально-критическая деятельность открывает в иррациональном новое объективное "смысловое содержание" и переводит невнятный бред на язык физически ощутимой реальности.
Параноидальные феномены: известные образы с двойным изображением - изображение может умножаться как теоретически, так и практически, все зависит от параноидальных способностей автора. Ассоциативные связи и постоянное обновление навязчивых идей позволяют, как в недавней картине Сальвадора Дали, представить в процессе ее написания шесть симультанных образов, причем ни один из них не подвергается изобразительной деформации - торс атлета, голова льва, голова генерала, лошадь, бюст пастушки, голова мертвеца. Разные зрители видят в этой картине разные образы, а исполнение остается строго реалистическим. Пример параноидально-критической деятельности: будущая книга Сальвадора Дали "Трагический миф "Благовеста" Милле", в которой с помощью метода параноидально-критической деятельности исследуется бредовое начало, составляющее притягательную силу картины Милле "Благовест".
История искусства должна быть специально пересмотрена с точки зрения метода "параноидально-критической деятельности"; с точки зрения этого метода, такие непохожие на первый взгляд картины, как "Джоконда", "Благовест" Милле и "Отплытие на остров Киферу" Ватто, написаны на одну тему и будут иметь совершенно одинаковый смысл.
Перевод с французского Н. Дезен
