|
|
И.А. Клейнер. Не так все просто
Почти всем нам известны начальные строки поэмы "Евгений Онегин". Вот они:
Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил
И лучше б выдумать не мог.
На первый взгляд, всё ясно и просто. Но это на первый взгляд. Давайте не будем забывать, что перед нами гениальное творение. Попробуем вместе разобраться в этой "простоте", но только при одном условии: ничего от себя не приписывать Пушкину. Пойдём точно за его мыслью. Итак, первая строчка:
Мой дядя самых честных правил.
Переведём на язык прозы. Перед нами честный человек, и не просто честный, а наичестнейший, он "САМЫХ честных правил". Записываем: честный человек, а лучше – наичестнейший человек.
Далее:
Когда не в шутку занемог.
Не просто прихворнул, скажем – простудился, а серьёзно заболел.
Соединяем: Очень честный человек серьёзно заболел.
А вот третья строчка весь предыдущий смысл опрокидывает, делает его непонятным:
Он уважать себя заставил.
Что это значит и как это понимать? Честный и порядочный человек не может уже по одному определению кого-либо заставить себя уважать. Тогда это уже будет другой, не честный человек. Трудно себе представить немощного, серьёзно больного человека, который вдруг решил использовать некую внешнюю силу в качестве орудия принуждения своих близких, родных, домашней прислуги. Но даже если на секунду представить, что это и так, то перед нами человек, у которого произошёл "сдвиг по фазе", выражаясь нашим фигуральным языком. Тогда бы поэт так и сказал. Но этого у него нет, а придумывать, приписывать то, чего нет в поэтической реальности, – дело негожее и пустое, тем более когда речь заходит о гениальном поэте, который в ответе за каждое слово, за каждую запятую. Что касается четвертой строчки, то здесь всё предельно ясно: это авторская ремарка, это полуироничная оценка "стороннего" наблюдения, человека за сценой.
Так в чём же дело? А дело всё в том, что во времена Пушкина уже существовали крылатые выражения. Третья строчка как раз и есть такое выражение. Когда люди ХIХ века говорили, что какой-то человек "уважать себя заставил", это имело точно такой же смысл, который вкладывает современный человек в крылатые выражения типа "сыграл в ящик", "зажмурился", "ушёл туда, откуда не пишут писем", "приказал долго жить" и т.д. То есть, дядя просто умер. Вот при таком подходе, при таком прочтении действительно всё становится на свои места. Последующий же текст есть авторская ретроспекция.
Однажды кто-то воскликнул, глядя на картины Ильи Ефимовича Репина: "У вас всё так просто!". Великий мастер тут же парировал: "Потрёшь раз со сто и будет просто".
Любая простота в творениях гениальных людей – это прежде всего каторжный труд или... небесный поцелуй.
Из так называемой "простоты" Пушкина произошло соединение несоединимого у поздних поэтов России. Читаем у Мандельштама:
Сухая влажность твоих губ.
Только опираясь на гениальную "простоту" Пушкина, тот же любимый мною Мандельштам смог соединить невозможное в возможном:
Я вишнёвая косточка страшной поры.
Талант – это то, что не укладывается в традиционную лексику. Это – нечто. Это – свой синтаксис. Это – ты, и никто другой. Это – Божественное. И всё – от него, от Пушкина пошло. Помните пастернаковские строчки:
Февраль. Достать чернил и плакать,
Писать о феврале навзрыд.
Когда грохочущая слякоть
Землёю черною горит.
Только опираясь на поэзию пушкинского гения, я с годами смог написать:
Твоя любовь – письмо без адресата
На главпочтамте собственной вины.
Или:
Твои следы, как сломанные скрипки,
Вздыхая, умирали на песке.
Или:
Горит звезда кремлёвская над нами,
Горит и не сгорает от стыда.
Действительно, "Пушкин – это наше всё!".
И. Клейнер. 2010
