Илья Клейнер. О долге и чести

В 19 веке огромнейшее значение для передовых умов русского дворянства имели такие категории, как "долг" и "честь". Например, весь нравственный пафос "Евгения Онегина" заключен в двух строках: "Но я другому отдана. Я буду век ему верна". Татьяна Ларина даже в мыслях не может преступить этот долг – осознание своего истинного предназначения быть верной супругой, хранительницей домашнего очага. Пушкин впервые в истории русской литературы поднимает образ женщины на вершит' нравственной красоты и чистоты. Здесь понятие долга не есть синоним вынужденного рабства и покорности судьбе, но высочайший акт внутренней свободы в осознании своего предназначения.

Когда русский дворянин 19 века говорил: "Честь имею," – то он тем самым предъявлял миру визитную карточку, в которой такие понятия, как "справедливость", "совесть", "честность", определяли его гражданское и личностное достоинство, принципы его жизни, Пушкин был прежде всего "гениальным мастером своей жизни", как метко заметил Ю. Лотман. Он лепил, формировал свою биографию по закон) – чести и долга, для него они были слиты воедино. Между ними еще не лежал антагонизм, который придет во второй половине 19 века. Пушкин и был тем "невольником чести", потеря которой или даже частичное надругательство над которой означали бы для него гибель. Ему просто не дано было иного, как "восстать против мнений света", в котором лесть, подхалимство, доносы, кляузы считались нормой. Он выступил против "света" Николая I, Нессельроде, Бенкендорфа, против цензуры, литературных доносов, против сплетен вокруг имени жены. Его больше всего угнетала безликая анонимность этого темного, злобного "света". Сегодня нам известно, чтобы скрыться от царской охранки и не подставить себя и друзей, он назначал встречи в банях. Будучи от природы человеком азартным и бесстрашным, рискованным и бескомпромиссным, Пушкин постоянно провоцировал дуэли, которые были для него как бы генеральной репетицией перед главной, завершающей дуэлью. то страждущий дух искал "упоение в бою, но в бою честном, открытом. Поэтому маловыразительная фигура красавчика Дантеса, этого великосветского ловеласа и баловня, была для него лишь символом овеществленного персонального зла. Но не более. На его месте мог оказаться любой другой подлец из этой темной колоды человеческого зла. Дуэль на Чёрной речке – это расплата поэта с обществом ценой собственной жизни. Чёрная речка – это место, на котором диктатура совести выволакивает, выбрасывает и обозначает зримо общественное зло.

И, наконец, фраза "Судьбы свершился приговор". Перед нами поэтическая формуларока. Когда нельзя ни влево, ни вправо. Здесь фатальный исход зависит не только от предначертания сверху, но и от самой свободы выбора личности Пушкина.

И вот здесь мы подходим ко второй, внутренней стороне этой трагедии, к духовному мироощущению Пушкина последнего десятилетия (1827-1837гг.) его жизни, которое буквально переполнено каким-то странным и мрачным предчувствием надвигающегося конца. Весь его цикл "дорог", стансы, "Пророк","Из Пиндемонти" есть не что иное, как затаённый или открытый стон одинокого сердца Гения.Можно с определённой долей юмора или даже скепсиса отнестись к высказыванию юного Пушкина "И смерть была мила душе моей", но отрицать её как данность в сознании молодого человека невозможно. И совсем другое дело зрелые годы. Так, уже в "Памятнике"есть реальное, выстраданное осознание своего литературного бессмертия в истории России. Здесь самой смерти отводится то место, которое ей и надлежит занимать:

Нет, весь я не умру,
Душа в заветной лире
мой прах переживёти тленья убежит.

Какие мысли теснили воспаленный разум поэта, когда он двигался на встречу с пулей, верил ли он, что дуэль будет для него успешной, – мы не узнаем. Тайну поэт унёс в могилу. Для нас важен нравственный урок. Поэт вышел к барьеру и своей жизнью рассчитался с окружающим миром зла. Кольцов назвал Пушкина "простреленным солнцем".

Илья Клейнер. 2011-2014

Библиотека » Илья Клейнер. Улыбка заката. Автобиографическая повесть