Илья Клейнер. О самоубийстве

Невыносима гибель таланта, но ещё более невыносим его добровольный уход из жизни. Гёте сказал: "Поведение – это зеркало, в котором каждый показывает свой лик". Добровольный уход из жизни не проецируется в зеркале, которое держит Ангел-хранитель над каждым из нас, поскольку за его рамками, помимо наших добрых дел, реализуется также и тайна греха в своём наивысшем, кульминационном моменте богоотступничества. Богоотступничество между жизнью и смертью основано на крайнем эгоцентризме личности, в котором автономно-анархические нервы предоставлены самим себе, красота и многообразие форм жизни отодвинуты на периферию оскорбленного и подавленного сознания. Такой человек не осознает, что его рождение, жизнь и смерть – промысел Божий. Как рождение не зависит от воли человека, так и его смерть. Два конца этой веревочки находятся в руках Божьих. Только Бог знает наш последний час, нашу последнюю минуту, когда мы переступаем порог, барьер, который отделяет нас, земнородных, от вечного Царства. Человек, поднимающий руку на свою жизнь по своему усмотрению, это – потрясающее заблуждение. Посягательство себя на себя, неестественная самоизоляция есть величайший грех, отступление и разрушение Божественного замысла.

И еще. Все мы вышли из советской действительности, тлетворное дыхание материализма и атеизма коснулось почти каждого из нас. Экономические категории, основанные на принципах механического детерминизма, стали определяющими в системе жизненных ценностей.

Коммунистическая парадигма из теоретического постулата переросла в основу бытия. Сама жизнь уже не как философско-религиозное понятие, а как живая реальность повседневья, была скукожена, урезана, обескровлена и сведена к сугубо утилитарному, прагматичному освоению, Помните, как самозабвенно пел Олег Даль: "Есть только миг между прошлым и будущим. Именно он называется жизнь..." По земным нашим меркам – да, но не по христианским представлениям.

Когда из жизни как действительно наивысшей человеческой ценности выбрасывается ее Божественное ядро, ее глубинная трансцендентальная и мистическая сущность в угоду фальшивой цели, то и сама жизнь на подсознательном уровне не представляется самому человеку неким неприкосновенным небесным даром. Граница же перехода из бытия в небытие настолько неуловима, таинственна и хрупка, что сам переход этой кульминационной точки, совершаемый обычно в состоянии аффекта, стресса или гнева – "пожара души" (выражение св. отцов), автоматически сбрасывается в границы ирреальности.

И, во-вторых, убиенный своими руками талант обескровливает духовную жизнь общества. Сколько ненаписанных книг, поэм, песен, сколько несыгранных ролей в кино и театре, сколько несозданных прекрасных творений в живописи и скульптуре, сколько блестящих научных открытий, идей и т.д. унесла досрочная смерть? Необъятные мегаполисы красоты и мысли, целые миры нереализованной мечты таки остались в затаенном вздохе самоубиенного таланта. Добровольный уход таланта есть зияющая рана в мировом логосе. (Я сознательно опускаю исключительные случаи, как, например, самопожертвование жизнью во имя жизни дорогого и близкого существа перед лицом смертельной опасности. Положить жизнь за святое дело, за великую идею всегда считалось подвигом и высочайшей доблестью, достойной всенародной любви и уважения.)

Я часто задавал себе вопрос, можно ли осуждать или даже судить за самоубийство, например, Радищева, Маяковского, Фадеева, Цветаеву, Друнину и многих других? В молодости я осуждал такой шаг, я считал этих людей слабовольными, неспособными противостоять ударам судьбы. Сейчас я не считаю так. С годами я понял, что только Бог может судить. Ибо сказано: "Не судите, да не судимы будете". Более того, считаю, что никому не дано проникнуть в совесть другого. Прикоснуться можно, попытаться осмыслить в ней что-то можно, но выносить свой безоговорочный и беспрекословный суд надсовестью другого нам не дано. Потому что в суде своём мы как бы злорадствуем, ставим себя выше другого. Приведу один удивительный по нравственной силе пример.

В далёкие времена, когда образовывались первые монастыри, то зачастую в них приходили со всей России не только богопослушные люди, но и всякий разбойный и вольный люд, прячась от гнева боярского и государевого.Не все они несли достойно промысел Божий, многие из них и там, в монастырях, продолжали совершать неблаговидные поступки. Так вот, Сергий Радонежский никого из провинившихся не стыдил прилюдно, чтобы не сделать ему больно. Глубокой ночью он стучался в его келью и на вопрос: "Кто там?" – тихо отвечал: "Ты сам знаешь", – и тут же уходил.

Когда я говорю о греховности самоубийства, я исхожу только из христианского представления о добре и зле, которое видит в самоубийстве двойную линию греха: одна линия, идущая от сердца вверх, другая линия по горизонтали, от одного сердца к миллионам других сердец. Я не сужу самоубийство, я не приемлю его.

Сие есть правда. Господи, спаси!
И никуда от этого не деться.
Но тихо от инфаркта рвётся сердце,
когда таланты гибнут на Руси.

Люди, решившие свести счёты с этой жизнью путём искусственного выброса из неё, далеки от Бога, религиозное мироощущение не стало их благодатью, конечно, речь не идет о чисто внешнем проявлении религиозности: можно ходить в храм Божий, ставить свечи во имя живых и усопших, молить Всевышнего о прощении собственных грехов и даровании благодати ближним, ссылаться в разговорах с другими на библейские книги и учения святых, носить на груди религиозные символы и т.д. Но все это будет, повторяю, лишь внешней иллюзорной видимостью религиозности. Есть евангельское выражение: "Если у вас будет вера размером в горчичное зерно, то вы сможете горы передвигать". Не исключено, что эти люди в повседневной жизни и обладали (или не обладали) такой верой, но подлинная, глубинная религиозность не стала их сущностью, их духовной потребой. Я думаю, что эти люди в свой последний час на этой земле полностью отошли от Бога, хотя сам Бог стоял рядом с ними. Мы можем отойти от Бога, Бог – никогда.

В этом плане показательна связь таланта и культуры. Божественное присутствие может обнаруживать себя в акте творчества, хотя сам ее носитель может быть атеистом. Человек может бьггь талантливым певцом, артистом, художником, ученым и в то же время не обладать достаточно серьезной культурой. Каждый из нас может привести примеры подобного раздвоения культуры и таланта. Нравственная культура – это более широкое понятие, охватывающее весь опыт человека, всю его жизнедеятельность. Культура – это поле, на котором произрастает талант.

Илья Клейнер. 2011-2014

Библиотека » Илья Клейнер. Улыбка заката. Автобиографическая повесть