Художник Илья Клейнер
О художнике | Работы | Фото | Видео | Отзывы | Библиотека | Обратная связь

Илья Клейнер. О пьянстве

Сейчас я хочу коснуться темы пьянства и смерти таланта и нашей ответственности. Понимаю, тема острая, наболевшая. Говорить о ней во всеуслышанье у нас не принято. Как бы оскорбляем светлую память погибших. Придумали даже оправдание: "О мертвых или хорошо или ничего". Вроде бы близко к библейскому напутствию: "Отпустите грехи другим, и другие отпустят вам".

В 1998 году ему исполнилось бы 60 лет. Не исполнилось. В свое время он работал приемщиком стеклотары, сторожем, истопником, дорожным рабочим, монтажником линии связи. Это он скажет: "...И если я когда-нибудь умру – а я очень скоро умру, я знаю – умру, так и не приняв этого мира, постигнув его вблизи и издали, снаружи и изнутри постигнув, но не приняв – умру, и Он меня спросит: "Хорошо ли тебе там? Плохо ли тебе было?" А я буду молчать, опущу глаза и буду молчать, и эта немота знакома всем, кто знает исход многодневного и тяжелого похмелья. Ибо жизнь человеческая не есть ли минутное окосение души?..."

Сегодня его литературным героям ставят памятники, проводятся выставки, готовится к выходу юбилейный однотомник. А при жизни он с полуиронией профессионала скажет: "Короче, записывайте рецепт: Жизнь человеку даётся только раз, и прожить её надо так, чтобы не ошибиться в рецептах:

Денатурат -100 г.
Бархатное пиво -200 г.
Политура очищенная -100 г."

Да, совершенно верно. Конечно же речь идёт о талантливом писателе ХХ века Венедикте Ерофееве, автора повести "Москва -Петушки".

Это он, непризнанный и голодный, остроумный и грустный, скажет: "Лучшее средство от икоты и атеизма – это больше пить, меньшезакусывать". Где мы все были, когда бандиты били его по голове и кололи шилом в горло? Почему мы допустили гибель этого одинокого певуна, который напишет такие волшебные строчки?:

" Петушки – это то место, где не умолкают птицы ни днём, ни ночью, где ни зимой, ни летом не отцветает жасмин. Первородный грех, может, он и был, – там никого не тяготит. Там даже у тех, кто не просыхает по неделям, взгляд бездонен и ясен. Там каждую пятницу, ровно в одиннадцать, на вокзальном перроне меня встречает эта девушка с глазами белого цвета – белого, переходящего в белесый, – эта любимейшая из потаскух, эта белобрысая дьяволица. А сегодня пятница, и меньше через два часа будет ровно одиннадцать, и будет она, и будет вокзальный перрон и этот белесый взгляд, в котором нет ни совести, ни стыда. Поезжайте со мной – о, вы такое увидите!"..

Пятнадцатью годами раньше, рожденный в 1933 году, на Сибирской земле в городе Кемерово от постоянного пьянства умирает мой друг Игорь Киселёв, удивительно нежный и романтичный поэт. Он мог пить в подворотнях с местными алкашами, пропадать дни и ночи в компаниях сомнительных людей, на его руках и плечах были ожоги от окурков сигарет, которые ставили эти подонки. Его хорошо печатали, ему рукоплескали студенческие и рабочие аудитории, его светлая и чистая часть души была пронизана голубыми ветрами и звёздными просторами.Другая часть его души была опрокинута в хмельное запределье, в тёмную жуть алкогольного непросыханья. И сердце не выдержало. Сегодня я спрашиваю его друзей, себя, где же мы были, когда он поднимал смертельную чашу?...

В 1997 году на пороге своего семидесятилетияот пьянства умирает один из ведущих монументалистов 60-70-х годов Сергей Михеев. Будучи от природы наделён могучим здоровьем, он был безмерен и неудержим в принятии спиртного. Для него день тускнел и терял смысл, если не была выпита бутылка. Трудно было поверить, но у гроба седого сына стоял его живой отец. Он не сказал ни единого слова. Говорили все те, которые пили с ним. Говорили о нем, как о хорошем друге, но никто не слова не сказал о нем как о художнике, Все понимали, что последние 30-35 лет своей жизни Сергей Михеев ничего нового не сказал в искусстве, он был скучен и одномерен, как металлическая линейка. Закупленные холсты и подрамники так и остались пылиться в мастерской. Правда, незадолго до смерти он прикоснулся к живописи. Но его хватило ровно на месяц. Рюмка оказалась сильнее.

Погибает от водки другой талантливый художник Борис Помянский. По дикой случайности был убит Виктор Попков после дружеского застолья в ресторане. Он торопился домой, чтобы в кругу семьи продолжить торжество по случаю открытия своей персональной выставки в Доме художника. Под алкогольными парами он подбежал к машине, в которой находились инкассаторы, а те, не раздумывая, открыли огонь на поражение. Они выполняли приказ.

Нелепо погибает молодой художник Виктор Карпов. Он пьяным сел за руль и на заснеженном повороте, ослепленный огнями встречных машин, на большой скорости врезается в трейлер. Он был начинающим водителем, он слишком торопился домой в ту страшную предновогоднюю ночь 1977 года.

Хроническими алкоголиками на Руси были Иван Грозный, Петр I. В 42 года сгорает от водки гениальный композитор Модест Мусоргский. Всего лишь на пять лет переживает его Алексей Саврасов-выдающийся русский живописец-пейзажист. Причина все та же – водка.

Тайной окутана смерть поэта Сергея Есенина. Одна из наиболее вероятных версий его ухода из жизни – беспробудное пьянство и, как следствие его, – неадекватное поведение, закончившееся таким страшным финалом.

Александр Твардовский, Александр Фадеев были классическими алкоголиками. Сегодня мы лишь можем строить различные предположения" какие причины явились главными в добровольном уходе из жизни автора "Разгрома", "Последнего из Удэге", "Молодой гвардии", председателя Союза советских писателей, вице-председателя Всемирного совета мира, депутата Верховного Совета СССР, лауреата сталинской премии. Но выстрелить себе в висок через подушку мог только человек с явно нарушенной, крайне рефлексирующей психикой.

Длительные годы творческого простоя блестящей актрисы Татьяны Самойловой нельзя объяснить ничем, кроме как чрезмерным увлечением Бахусом. Та же причина в длительных уходах со сцены народной артистки СССР Людмилы Зыкиной.

Не заладилась творческая и личная жизнь в Израиле народного артиста России Валентина Никулина. Наши эмигранты, увидев на улицах Иерусалима знаменитого артиста, не давали ему прохода. Начинались бурные застолья с обязательной выпивкой. А как же – сам Валентин Никулин! А ему на следующий день выходить на сцену. Артисту делались неоднократные замечания, строгие предупреждения. Но – куда там, водка оказывалась сильнее. При всём уважении к нему, администрация театра "Гешер" вынуждена была уволить артиста. Вернувшись в Россию, он продолжает пить. И пить по-чёрному. Вероятно, нужно действительно было обладать недюжиннымздоровьем, чтобы перенести клиническую смерть, шунтирование на сосудах и неудержимо продолжать алкогольную экзекуцию над бедным организмом.

Однажды я не выдержал и буквально, чуть ли не насильно увёз его на Волгу, в деревню Старо-Мелково, что находится в 127 километрах от Москвы. Там у нас, художников-монументалистов, была своя база отдыха "Волжанка". Мне подумалось тогда, что мой друг, попав в такую красотищу, сможет протрезветь, одуматься и взяться за новую сольную программу. Я даже приготовил ему новую тему, материалы. Задумка была хорошая. Но – куда там, стоило мне уйти затемно на утреннюю рыбалку и вернуться обратно где-то в одиннадцатом часу дня, как мой Валюнчик был "в лоскутах". В моё отсутствие тут же находились дружки, а далее – понятно, что происходило. Однажды, где-то на пятый или шестой день, когда мои нервы были на пределе, я не выдержал и спрашиваю его в упор:

– Что же ты делаешь, Валюня? Почто ты меня позоришь?

– А что, я ничего, старичок.

– Нет, -говорю я ему прямым текстом. – Так продолжаться неможет.Я не хочу больше видеть подобное безобразие. Я вынужден буду отправить тебя завтра в Москву!

И вдруг он подходит вплотную ко мне, обнимает и начинает, -нет, не плакать, а рыдать:

– Илюня, не бросай меня, ты же добрый, ты хороший. Ведь ты мой друг...

Ну, что тут можно было ответить? Стою, как дурак, и чувствую, что ничего не могу ответить – слёзы мешают.

В оставшиеся дни Валя не выпил ни граммулечки. Но вот по возвращению домой всё продолжилось. И сердце его не выдержало – "зеленый змий" оказался сильней здравого смысла.

Я сознательно выношу "сор из избы", потому, что, во-первых, сороколетняянаша дружба даёт мне право открыто говорить об этом; и во-вторых, потому что в этой избе проживаем все мы с вами. Хотя и сказано, что "не сторож я дверей твоих", но всё-таки, может быть эти болевые строчки отведут хотя бы одного человека от пагубного зелья?

В начале 70-х годов я неоднократно появлялся в квартире знаменитого на всю Москву коллекционера Георгия Дионисовича Костаки, который покупал мои картины. От него я впервые услышал имя Анатолия Зверева, творчество которого он весьма высоко ценил, особенно его акварели и гуаши, созданные до 1960 года. Возможно, там я мог видеть и самого художника. Роберт Фальк, говоря о живописи Зверева, считал, что"такие художники рождаются раз в столетие и что каждое его прикосновение драгоценно". Сикейросв 1957 году назвал Зверева "лучшим художником Москвы", а Пабло Пикассо считал его "очень одаренным художником".

Но вот воспоминание другого художника Владимира Немухина: "Наше знакомство началось с выпивки". Обращаясь к нему, Зверев однажды сказал: "Старичок, мне надо бы прекратить выпивать... Что-то сердце болит. Но знаешь, я стал размышлять – вот брошу пить, стану очень здоровым. Но здоровыми, старик, могут быть только футболисты". Писатель Андрей Амальрик вспоминает: "Работоспособность Зверева – сначала высокая – начала иссякаться, чему немало способствовало естественное для русского художникапристрастие к водке, а постепенно всё яснее обозначался кризис: когда данное Богом истощается, не сменяясь приобретённым личными усилиями".Зверев мог продать свою работу за два или за пять рублей. А мог, как Модильяни, за стаканспиртного первому встречному.

Вот еще одна выдержка из книги "Анатолий Зверев. Современники о художнике"' (Фонд имени М.Ю. Лермонтова, Москва, 1995 г): "Пил Зверев до белой горячки. Двери лучших московских ресторанов сразу открывались настежь при его появлении... Зверев жил одним днем, не заглядывая вперед. Утро начиналось шампанским, день-пиршеством, а вечер – пьянкой и дракой... Всегда находились молодцы с толстыми кулаками и твердых правил. Они били художника до полусмерти, как самого ядовитого гада, и сдавали в милицию на очередную обработку". Умер Анатолий Зверев 9 декабря 1986 года от инсульта в возрасте 55 лет. Ни одна советская газета не обмолвилась о смерти художника. Посмертная слава приходит к нему только сейчас.

Страшной смертью умирает поэт Николай Рубцов. Причина – систематическое пьянство. Спивается и рано уходит из жизни Изольда Извицкая, так памятная всем нам по заглавной роли в кинофильме "Сорок первый".

Нельзя ни капли было принимать спиртного Павлу Луспекаеву, у которого был прогрессирующий облитерирующий эндартериит. С неимоверными физическими болями в ногах он снимается в своем последнем фильме "Белое солнце в пустыне", получает государственную премию, раздает все долги, устраивает прощальный банкет, на котором ни в чем себе не отказывает и... умирает.

Уже свыше пяти лет нет с нами Олега Даля. Он бывал у меня в мастерской, я знал его как остромыслящего человека, который пуще всего ценил личную независимость. Я увидел однажды, как понравилась ему одна моя работа на библейскую тему, и тут же подарил ему ее. Нужно было видеть его лицо, залитое слезами, когда он шел от мастерской по направлению к метро, неся на груди изображение Христа Его узнавали люди, сочувственно ему кивали, а он шептал что-то счастливое. Я еще тогда не знал, что Олег мог на недели уходить в запои. Умер он в Киеве, куда был приглашен на пробы к кинофильму "Паганини". Умер в центральной гостинице на спине, захлебнувшись в собственной рвоте. Рядом с ним стояла полупустая бутылка спиртного. Трудно даже врачам поверить, но в его положении не сработал безусловный рефлекс, который автоматически должен был повернуть его на бок. Вероятно, его подсознательная волевая установка на смерть была сильнее жизни.

Горько осознавать, что нет среди нас такого могучего русского таланта, как Леонид Марков. Когда он заходил ко мне, казалось, что всё пространство мастерской становилось каким-то маленьким, скукоженным. Его богатырская фигура с громадными руками и роскошной вьющейся гривой была под стать былинным героям, он заразительно смеялся и в то же время по-юношески был стеснительным и даже робким, когда говорил о своей жене Алёнушке, которую он буквально боготворил. Я помню как мы с ним куролесили, изображая в голосах и лицах Ленина, Сталина, Утёсова. Алёна мне тайком жаловалась, что Лёне нельзя пить, что в запойные дни срываются его спектакли, что Юрий Завадский дал ему последний шанс, что если ещё хотя бы один раз произойдёт срыв, то он будет вынужден уволить Лёню из театра. Лёня давал слово не пить, но тут же нарушал его. За него просили сестра, товарищи, Лёня какое-то время держался, но проходило время, и он снова погружался в пьянство. Он верил, что рюмка его не сможет одолеть. Но алкоголь не знает различий ни в званиях, ни в регалиях, ни в весовых категориях. Так и ушёл из жизни этот великомученик водки, оставив десятки, а может быть, и сотни несыгранных ролей.

Погибает в расцвете таланта Василий Шукшин – прекрасный русский писатель и актёр. Да, в последние годы он практическине пил, но на протяжении всей своей жизни, особенно в московский период самоутверждения, проклятое зелье не миновало его. Он был сорван судьбой со своей центробежной оси, здоровье вконец было подорвано и неминуемый конец наступил.

Пили по-чёрному и артисты: Николай Грибов, и Олег Стриженов, и Николай Гриценко. Если бы не дремучая пьянка, то вероятно (во всяком случае так хочется думать) Георгий Юматов не убил бы своего собутыльника и не был бы посажен в тюрьму. Изолированный от мира, остро переживающий случившееся, он не выдерживает и умирает.

Непомерная тяга к спиртному приводит народного артиста СССР Николая Гриценко в психушку, где озверевшие алкаши бьют его ногами и заставляют есть... собственное дерьмо. Артист не выдерживает и умирает.

Категорически нельзя было пить по состоянию здоровья таким поэтам, как Юрий Левитанский, Давид Самойлов, Григорий Левин, Михаил Светлов.

Юрий Левитанский был большим другом нашего дома. Но всякий раз, переступая порог моей мастерской, он просил: "Давай, наливай мои 150 грамм гвардейских!" Я говорил: "Юрасик, тебе нельзя!" На что он тут же отвечал: "Если ты не пьёшь, это не значит, что я не должен выпить. Давай, давай, не тяни резину!" Особенно его тяга к спиртному усилилась в дни бурного романа с Валентиной – своей новой женой. Практически, каждый новыйдень он был под градусом. На мои неоднократные запреты и увещевания он только махал рукой, хмыкал, крутил пальцем у виска и продолжал ежедневно убивать себя.

Пренебрежение к смерти всех вышеназванных поэтов приводило в конце концов к пренебрежению жизнью. Хотя сама жизнь вносила свои коррективы в судьбу каждого из них, в действительности всё было гораздо сложнее: на полотно личной или семейной драмы накладывался фон хмельного флера, как некая попытка обманчивого забвения и духовного расслабления.

Возвращаясь из гостей в изрядном подпитии, замерзает на улице поэт Владимир Левин, сын Григория Левина. Произошла эстафета смерти.

В 37 лет уходит из жизни великий клоун-мим Леонид Енгибаров. Умирает от очередного загула. Последними его словами были: "Мама! Посмотри, какие руки умирают" (Но о нем я напишу отдельно).

Погибает от водки и наркотиков Владимир Высоцкий. Сегодня более чем странно слушать от Михаила Жванецкого, когда по телевидению он говорит на всю страну, что у него обычно не складывается разговор с Аллой Пугачевой до тех пор, пока они не выпьют бутылочку. Какое воистину младенческое прекраснодушие!

О, Господи! Прости нас, грешных. Ибо сказано: не ведают, что творят.

И как бы ни было горько нам это осознавать" но основная, главная причина досрочного ухода из жизни кроется в самой личности. Но, все-таки, неужели мы не чувствовали свою причастность, пусть даже косвенную, но сопричастность к преждевременному уходу из жизни своих кумиров? Ведь сказал же Достоевский: "Каждый перед всеми виноват" Думаю, что на донышке совести каждого из нас саднит и кровоточит горькая вина перед памятью ушедших талантов. Мы виноваты в том, что не успели, не смогли. Или не хотели успеть. Думали, все обойдется, переможется. Но не обошлось, не перемоглось. А нужно было бежать быстрее, чем Борзов стометровку, звать на помощь, звонить в сто тысяч терминальных, тащить на горбу к врачам, к черту на кулички, объяснять, доказывать, звать друзей и близких, делать все, что угодно, лишь бы не совершилось непоправимое.

Сегодня я точно знаю, что с пьяным нельзя говорить, нельзя его стыдить и т.д. Потому что в таком состоянии мы говорим не с его душой, а с той водкой, которая находится в его животе.

Сегодня я понял, чтобы помочь алкоголику, необходимо, чтобы в душе его был стыд, ну хотя бы капелька стыда, которая со временем может перерасти в твердую установку неприятия алкоголя.

Сегодня я пошл, что нельзя абсолютно верить человеку, который во всеуслышанье заявляет, как бы любуясь собой со стороны, что он уже не пьет полгода или год. Человек, говорящий такие слова, – самый настоящий алкоголик, находящийся в плену самообольщения. Перед нами слабовольный человек, пытающийся схитрить либо внешне утвердиться в той высоте восхождения, которая, увы, ему недоступна. Ибо по-настоящему, взаправду бросивший пить человек не станет бахвалиться и распространяться об этом на каждом углу. Ведь не говорим же мы друг другу: "Посмотри, как я дышу воздухом, чищу зубы или хожу в туалет". Для нормального человека – это естественная норма, не более. Самолюбование временно преодоленным заболеванием есть обратная, скрытая форма его продолжения.Здесь не может быть никаких иллюзий.

Сегодня я понял, что алкоголизм есть такая же хроническая болезнь, как, например, хронический остеомиелит или туберкулёз лёгких.

Сегодня я понял, что если все наши усилия исчерпаны, когда мы сами можем очутиться на грани нервного срыва, нужно идти в храм Божий на исповедь,просить у Бога помощи. И здесь может произойти чудо.

(Мой путь к себе, а точнее – восхождение к самому себе, начатое с окормления в Божьем храме, получил своё конкретное действие в том, что однажды, осенью 1979 года я сказал своей жене, что бросаю пить. Мне просто стало невыносимо стыдно перед этой прекрасной и доброй женщиной. Стыдно и всё. Я не хотел больше приносить ей боль. С того памятного дня я ни разу не нарушал данного слова.)

Но мы почему-то впадаем в ложное оцепенение перед талантом, проецируем его данность на всю личность, забывая или не умея осознать, что талант может быть могучим, а вот сам человек, его носитель – слабым и безвольным.

Будучи погруженным в глубину хмельного водоворота, талант отбрасывает от себя Божественное, представляя человека самому человеку. И чем дальше во времени человек остаётся наедине с человеческим в себе, тем более в нём развивается чувство одинокости, персональной замкнутости, что приводитего к трагическому чувству вины мира на подсознательном уровне. Тогда и мир воспринимается им как царство объективного рока (amor fati.) Здесь уже не только сам человек отчуждается от внешнего мира, но что более страшно, отчужденный мир ставит глухую заслонку между его сознанием и осознанными идеями. Оставшийся человеку человек на уровне алкогольной порчи представляет собой, с одной стороны, жалкое и беспомощное существо, а с другой – получеловека – полузверя.

В этом смысле показателен артистический феномен В.Высоцкого. Если вы обратили внимание, а вы обратили внимание, но только не захотели признаться себе в этом, как менялось само лицо актера в последние годы его жизни на сцене. Это уже было не лицо актера, но дьявольская маска, извергающая в пространство глыбы разорванного хаоса и ошмётки окровавленного сердца. Набухшие жилы на горле, готовые лопнуть от непосильной перегрузки, оголенные нервы, безумный рёв нутра являли всем нам нечеловеческий надрыв искореженного существа.

Всем нам казалось, что он был где-то там, на головокружительнойвысоте, на грани нежити и жизни, где царит "героическое ничто" (Ницше), а на самом деле это было падение в пропасть одинокого духа!

Страстно, иступленно желая объединить в себе Божественное и человеческое, высшее и низшее, Высоцкий так и остался на развилке, не найдя в себе силы преодолеть эту мучительную диалектику. В лице Высоцкого страдание личности в опыте культуры 20 века достигает наивысшей остроты и беззащитности.

Его творчество было замкнуто на трагической безысходности бытия личности и мира. Титанические прорывы в многосюжетносгь мира очаровывали его творческое воображение своей безбрежной перспективой, бесконечным богатством приложения своих способностей как барда. Но, с другой стороны, эта же действительность, взятая им в трагикомическом ракурсе, не была освещена Божественным присутствием и гармонией Божественного духа.

Вот почему сама действительность, несмотря на свою фабульную новизну, всяческий раз возвращала его смятенный разум в изначальную точку безнадежной оторванности и одинокости. В лице Высоцкого творчество принимало знак жизненного процесса, а если быть до конца точным, то оно становилось самой жизнью, не сценическим проживанием, а именно Жизнью в самом реальном значении этого слова Эти две жизни сливались в одну, постоянно менялись местами, переливались одна в другую практически до полного своего тождества. Система жизненных ценностей была замкнута сама на себе, страдание становилось мерилом жизни и творчества артиста. Произошла страшная подмена истинно сущного, истинно вечного и бессмертного на единичное, временное, которая с годами становилась все более доминирующе и всеохватней. Вертикаль духа уступила место горизонтали души. Так возникли необоримая потреба в наркотиках и почти ежедневное пьянство, в которых измученная душа артиста стремилась находить свое мнимое успокоение и вдохновение. Какой ценой оплатил это неразрешимое противоречие великий артист, сегодня всем известно.

Мне кажется, что фундаментальная причина гибели таланта заложена прежде всего в трагическом феномене его судьбы. Сущность этого феномена в том, что внутреннее "Я" больше жизни телесной. Человеческий дух бессмертен, но тело тленно. Ощущение своего бессмертия на неосознанном, интуитивном уровне создает иллюзию вечности своей данности, своего тела. Тогда наступает внутренний беспредел, который и приводит тело к гибели. И здесь уже неважно от чего: от наркотика или от пьянства. Здесь важно, что жизнь таланта, и не только таланта, попадает в эту реверберацию вечного и невечного – правды и обмана. Помните, как сказал Достоевский: "Я исходил из идеи безграничной свободы. а пришёл к идее безграничного деспотизма". В нашем случае речь идёт о деспотизме заблудшего, тёмного, непросвещённого сознания над телом. Речь идёт о человеке, покинутом Богом.

Конечно, нельзя забывать и объективную сторону нашей нелёгкой жизни: рост преступности и криминализация общества, невозможность государства защитить своих граждан от насилия, убийств и произвола, низкая заработная плата, нищенская пенсия, неуверенность в завтрашнем дне и многое, многое другое. Вот человек и "расслабляется", релаксирует. Талантливый человек, как правило, более рефлексирующее существо, он более, чемдругие, замкнут на своих переживаниях. Рука как бы невольно тянется к бутылке. Сознание сбрасывает с себя колки, растормаживается подсознание. На этой почве возникают стрессы, которые зачастую и приводят к печальному финалу.

Я испытания славой избежал,
его пленительного рабства,
На торжище предательства и блядства
в моём отечестве кривых зеркал.

Богатством был испытан я вполне,
но провидение спасало
И высь небес меня оберегала
от низости, качующей во мне.

Я был испытан шпагой и свинцом,
но не бежал я с поля брани,
Как пёс свои зализывал я раны
пред видящим невидимым Отцом.

Я был испытан дружбою друзей
на прочность сердца и разлуки,
За Ренессанс серебряного звука
в ладонях отогретых снегирей.

Я был испытан завистью врагов
и братством трудовой артели,
И первым всхлипом утренней капели
В дрожащей завязи полустихов

Прошу о, Господи, пытай меня
Твоей животворящей новью,
Чтоб я успел воздать Тебе любовью
в границах отведенного мне дня.

Илья Клейнер. 2011-2014

Библиотека » Илья Клейнер. Улыбка заката. Автобиографическая повесть




Выставка работ
Портрет
Декор-стиль
Пейзаж
Кабо-Верде
Натюрморт
Мозаика
Жанровые
Тема любви
Love-art
Религия
Соц-арт
Различные жанры
Памяти Маркиша
Холокост
Книги
Улыбка заката
На сквозняке эпох
Поэмы, рассказы
Кто ты, Джуна?