Илья Клейнер. Зачем нужна пауза в работе

Конечно же, мои занятия литературным творчеством, монументальной и станковой живописью, выступления на радио и телевидении несли в себе один раз в год паузу, сроком в 15-20 дней, которая обычно приходилась на конец июля начало августа. В это я брал удочки и выезжал на своём стареньком "жигуленке" на нашу базу художников "Волжанка", которая находилась в 127 километрах по трассе "Москва-Ленинград". Расположенная в сосновом бору, на берегу Волги, она была тем местом, где я мог свободно и вольготно, отойдя от дел насущных, расслабиться, отдавая себя на откуп окружающей красоте.

Люблю всей памятью души
твои, Россия золотые
стога и травы луговые
в предутренней степной тиши.
Где от виска наискосок
перечеркнув дугой пол-неба,
Ещё не став мукой для хлеба,
звенит пшеничный колосок.

Где над погостом в далеке
чернеет древняя церквушка
И одинокая избушка
с кривым окном на чердаке.

Где журавлёнка на крыло
вожак пытается поставить,
Чтобы когда-нибудь оставить
его под солнцем одного.

Где мир не ведает стыда
в своём кощунственном бессмертье,
как нежный вздох любви в конверте
из ниоткуда в никуда.

О, Господи, сойти не дай
с ума за этот миг безумный.
в котором мы, как дети гуннов
пытаемся постичь сей дар.

С годами я понял, какое огромное значение имеет пауза в работе любой творческой личности. Пауза, являясь перерывомс непрерывностью, на самом деле не есть отступничество или частичное забвение своего предназначения на земле творить красоту и добро, но есть свободный поток сознания и безмятежного духа, в глубине которых постоянно, без перерыва вызревают новые мысли, сюжеты, образы.

Я на собственном опыте убедился, что подобная "бездеятельность, в действительности, после своего окончания давали такой мощнейший всплеск творческой энергетике, когда замыленная душа ежедневьем вдруг обретала как будто новые крылья и новое дыхание. Сама природа тверского края, с её лесами и полями, закатами и восходами, огромная синь Волги с её протоками, островами, камышами и лилиями были для меня той ежегодной очистительной отдушиной, благодаря которой я мог приступать к новой работе с удвоенной, утроенной силой.

Бывало выйдешь на лодке ночью на Волгу, а кругом тишь разливанная, весь видимый и невидимый мир застыл в предутреннем сне. А над тобой огромные и малые синие звёзды дрожат и переливаются каким-то волшебным мерцанием. Бросишь груза, расставишь удочки-донки по борту лодки, спустишьв воду прикорм в сетке, закуришь папиросу и ждёшь, ждёшь, когда же начнётся первая поклёвка. Где-то вдалеке прокукарекает петух, звякнет колодезная цепь и вновь тишина. Но не пройдёт и получаса, как восточный край горизонта чуть-чуть побледнеет, прошелестит едва тихий ветерок, будто сама Арина Родионовна подула на блюдечко с чаем и вновь тишь благодатная. Но с каждой секундой, с каждым мгновением окружающий мир преображается , приобретая более чёткие очертания и смыслы. Бросишь ненароком взгляд на бакен, а на нём уже сидит красавица-чайка, повернув свою белую головку навстречу встающему солнцу. И загомонится весь окрест, наполняясь жизнью живительной: где-то далеко-далеко за лесом ударят церковные колокола, послышится протяжный гудок парохода, по воде пройдёт едва заметная рябь, зашумит листва, где-то на краю деревни послышатся первые голоса мужиков и мычание коров. И в тот же миг начнется поклёвка, одна за другой, успевай только подсекать и насаживать наживку. А взор твой, независимо от тебя самого, скользит по водной глади, и, о, чудо, всё что представляло собой надземье за миг до этого,начиная от пушистых, белыхоблаков и кончая избами и кронами деревьев, вдруг оказывается внизу, как в зеркальном отражении. Красотища сумасшедшая, небесная и земная!

Зачерпну я вёслами
дерева в пожаре,
По горящим избам,
вверх, наискосок,
Я пройду на лодочке
по протоке сонной,
Над которой тлеет
лунный коготок.

Опущу я удочку
в розовое облако,
Поплавок застынет
в синеве небес.
И дуэт безмолвия
космоса и сердца
опрокинет душу
в ре минор диез

Мне тогда едино:
демон я иль ангел
в отражённом кадре
высоты и дна.
Я – поэт транзита
у моей отчизны,
Но она – Россия,
и она – одна.

Клюнет иль не клюнет,
признан иль не признан,
Подсеку ль удачу
на краю зари?
Но я знаю точно,
что не зря восходит
надо мною солнце,
чёрт его дери!

За один утренний улов я брал около 10 килограмм рыбы. И это не считая вечерней рыбалки. Вопрос: зачем одному еврею столько рыбы? Ответ: незачем. Если я привезу домой пару крупных лещей, несколько подлещиков и краснопёрок – жене, да и мне с дочкой, будет по горло. А что с остальным делать? А остальную я отдавал друзьям и приятелям – менее удачливым рыбакам. Пусть себе жарят, варят, вялят. Ещё я знал, что у меня есть мой друг, замечательный русский писатель Борис Львович Васильев. На обратной дороге в Москву я заезжал к нему и его жене Зореньке, чтобы одарить их свежей и копченой рыбой. А какие мы разговоры говорили за обеденным столом, разве это можно передать словами?

В одном из предисловий к интервью с Борисом Львовичем, которое опубликовано в моей книге "Точка опоры" (Москва. Издательство "Радуга", 2001 год) есть такие заключительные слова, которые я привожу здесь дословно:

"Июль 1999 года. На 67-м километре Ленинградского шоссе стоит стройный, по-юношески подтянутый седой солдат – писатель Васильев. Он очень красив и чертовски похож почему-то на декабриста пушкинской поры. Он улыбается, а в голубых глазах его, на самом донышке, застыла грусть. Он говорит, прощаясь со мной после нашей долгой беседы: "Не забывай меня. Приезжай в любое время. Подымим трубкой. Поболтаем." О его ноги трется кошка Манька. Она тоже вышла меня провожать. На крыльце стоит жена писателя Зоренька. Она машет приветливо рукой. Рыжее солнце теплит верхушки деревьев. До заката ещё далеко. "Приеду, обязательно приеду", – говорю я Борису Львовичу. По-другому м быть не может.

В Сибири сначала косят траву. Затем её грабят в валки. Из валков делают лепёшки, которые потом на вилах сносят в стога. Из пяти или шести стогов сена создают огромный зарод.

Писатель Борис Васильев за свою жизнь сделал немало таких зародов. И сотворит ещё не один. Да будет так.

Илья Клейнер. 2011-2014

Библиотека » Илья Клейнер. Улыбка заката. Автобиографическая повесть