Илья Клейнер. Ностальгия

Именно в условиях эмиграции, когда человек отторгнут от родовых гнездовий, чувство одиночества и ностальгия по отчему дому вызревают в нём и обостряются до таких необозримых размеров, что становятся ежедневным содержанием его душевного настроя и внутренним стержнем его новоявленной жизни. Я никогда не поверю утверждениям некоторых иммигрантов, что они никогда не ностальгируют по прошлой жизни. Подобные заявления, сделанные особенно прилюдно, являются, мягко говоря, самым настоящим блефом. И чем больше и громче такие "отщепенцы" начинают фрондировать, заявляя, что им по фигу Россия, её история и народ, тем более их эпатаж становится шутовским ёрничанием, ибочем больше маска на лице начинает принимать гротесковые очертания лживого оптимизма, тем невидимый лик самой души сотрясается от внутренней боли. Только боль эта нам не видна, она сокрыта за ширмой эдакого бодрячка, стремящегося спрятать своё усредненное существование на чужбине. По большому счёту, любой культурный человек всегда ностальгирует по прошлой жизни, и чем старше он, чем жизненный опыт его богаче и многострадальнее, тем больше и глубже его тоска по прошлому. Причина такого самообмана на самом деле коренится в трагическом феномене раздвоения человеческой сущности, когда внутренний человек стремится вырваться из устоявшихся форм личного обетования к отдаленным и прекрасным вершинам завтрашнего дня, но условия внешней жизни и прежде всего сам привычный, традиционный способ существования не даёт ни какой мало-мальской возможности подняться над собой. Вот тогда недочеловек поднимается над человеком , утверждая свою фальшивую значимость в глазах окружающих. И окружающие, подобные ему по составу крови недовостребованной души, начинают петь ему осанну, стремясь в дружеском приветствии скрыть своё персональное одиночество. Но от себя не уйти.

Покажи мне такой накопитель,
резервацию, церковь, вокзал,
Дом, квартиру, любую обитель,
где бы русский мужик не рыдал.

Покажи мне тот скит драгоценный,
где бы не было войн, ни крови,
Где бы правда была неразменной,
где бы слово равнялось любви.

Покажи мне начальника ЖЭКа,
у которого совесть чиста,
Покажи мне того человека,
кто ни разу не предал Христа.

Я доверюсь твоей лотерее,
как боксёр, выходящий на ринг,
Укажи, покажи. Я поверю,
я поверю хотя бы на миг.

Я уйду, провалюсь и исчезну
в этой ереси сладостной лжи,
Безвозвратно, без права воскреснуть,
но ты только, прошу, покажи.

И вдруг слышу небесное эхо,
что упало в ночную межу:
– Покажи мне в себе человека
и я Бога в тебе покажу!

Мои выступления по радио и на телевидении, статьи в газете "Алеф", мои встречи с членами местной общины и выступления на темы литературы и искусства являлись и являются некой отдушиной от моего затворничества в мастерской. Те люди, которые приходят на мои выступления, всегда дороги и любимы мной. Да и мне не так одиноко. К глубокому моему сожалению, по причинам от меня не зависящих, выйти на более широкий формат общения с читателями Германии на страницах таких газет, как "Русский Берлин", "Еврейская газета", мне не удалось. Сгибаться перед редакторами этих газет я не намерен,да и не могу, а писать по-расхожему, на потребу местечкового обывателя считаю ниже своего достоинства.

Принял ли я германию в своё сердце? Конечно же, да. Но лучше об этом я скажу стихами:

Я упал из степей половецких
в эти дали тяжёлой водой.
Принимаю всем сердцем еврейским
всю Германию от и до.

Принимаю, как сотни и тыщи
Соплеменников дикой гульбы,
Принимаю по-царски, как нищий
пожелтевший пятак от судьбы.

Я – невольник придуманной воли,
одуванчик над гривой огня,
Я – актёр неозвученной роли,
той, что пишется для меня.

Я иду по Потсдаму весёлый,
запрокинув чело в небосклон,
И звучит в листопаде кленовом
нержавеющий Мендельсон.

Я иду по немецким асфальтам,
и я миру немецкому рад.
А над горлом – дымы Бухенвальда
тонкой пленкой туманят взгляд.

"Гутен морген",– шепчу фрау Венцель,
"Гуте нахт",– отвечает она.
А я слышу, как стонет Освенцим.
Для меня не прошла война.

Но об этом кровавом довеске, прикипевшим своими опаленными краями к моему сердцу, я скажу чуть позже.

А сейчас я лишь вкратце сообщу, что за время пребывания в Германии я написал один роман "Преображение, или борщ тети Жени", две книги "Точка опоры и "Лист Мёбиуса", основное содержание которых составили мои интервью и встречи с такими людьми, как Марк Шагал, Фазиль Искандер, Борис Васильев, Николай Петров, Юрий Любимов, Игорь Моисеев, Леонид Полищук, Алан Чумак, Вячеслав Измайлов. Эти книги вышли в издательстве "Радуга", директором и редактором которого является Ксения Атарова – "шестидесятница", человек-просветитель и просто замечательная личность.

Помимо этого издательства, вышла в свет небольшим тиражом книга "Центр притяжения", в которой также есть мои интервью с такими людьми, как Борис Ефимов, Андрей Вознесенский, Анатолий Приставкин, Михаил Штеренберг, Александр Кацура, Сергей Юрский, Рудольф Еременко, Леонид Чекалкин, Валерий Чумаков, Эдуард Графов, Сергей Капица, Сергей Попов, Юрий Карякин.

Но содержание этих книг не ограничилось лишь одними интервью. Сюда вошли мои эссе "Иван Карамазов как высший философский тип Достоевского", "Россия. Перекачка мозгов", "Тайна Достоевского", "Пушкин. Лермонтов. Тютчев", "Франциско Гойя, Сальвадор Дали" и "Черный квадрат" Казимира Малевича".

Илья Клейнер. 2011-2014

Библиотека » Илья Клейнер. Улыбка заката. Автобиографическая повесть