Репин. Бурлаки на Волге

Картина Ильи Ефимовича Репина "Бурлаки на Волге" начиналась не на Волге, а на Неве. Репин учился в Петербурге, в Академии художеств. Он очень много работал. От зари до зари он не выходил из мастерской. Однажды в погожий летний день товарищи вытащили его за город. Поплыли на пароходе по Неве. На какой-то пристани сошли погулять. На высоком берегу стояли красивые дачи, от них сбегали к воде широкие лестницы. Все вокруг утопало в зелени. Возле дач выстроились аллеи старых лип, сквозили нарядные березовые рощицы, перед домами пестрели цветники, стеной поднимались кусты душистой сирени. Всюду на берегу виднелись толпы гуляющих. Нарядные господа, офицеры, студенты, дамы под разноцветными зонтиками. Всюду слышались веселые голоса, беззаботный смех.

И вдруг...

• Что это движется сюда? Вон то, темное? - спросил у товарища Репин.
• А! Это бурлаки тянут барку,- отвечал товарищ.

Буксиры лишь недавно появились. Когда промышленнику или купцу требовалось перевезти груз, дешевле всего выходило нанять ватагу бурлаков. Люди впрягались в лямки и, шагая по берегу, тянули груженое судно. Тянули месяц и два, от верховья реки до устья, шли, не останавливаясь, и под палящим солнцем, и под проливным дождем. Репину прежде не приходилось видеть бурлаков.

- Какой ужас! Люди вместо скота впряжены! Веселое гулянье уже не радовало его. Он вспоминал потом: "Приблизились... У одного разорванная штанина по земле волочится и голое колено сверкает, у других локти повылезли, некоторые без шапок; рубахи-то, рубахи! Истлевшие - не узнать розового ситца, висящего на них полосами, и не разобрать даже ни цвета, ни материи, из которой они сделаны. Вот лохмотья! Влегшие в лямку груди обтерлись докрасна, оголились и побурели от загара... Лица угрюмые, иногда только сверкнет тяжелый взгляд из-под пряди сбившихся висячих волос, лица потные блестят, и рубахи насквозь потемнели..."

Еще минута - и темная ватага бурлаков вплотную приблизилась к нарядной толпе гуляющих...

Чем не картина! Репин сделал набросок: гуляющие господа и тут же бурлаки, выбиваясь из сил, тянут барку.

• А, бурлаки! Задело за живое! - сказал Федор Васильев, разглядывая набросок. И тут же стал спорить. А хорошо ли так? Барышни, кавалеры, дачи - и толпа чумазых, страшных людей. Как будто нарочно придумано! Чтобы разжалобить господ. Вы, мол, гуляете, а рядом люди мучаются. Да стоит ли писать такую жалостную картинку? Может быть, для художника интереснее приглядеться к самим бурлакам, понять, кто скрывается под этими грязными лохмотьями?
• Я бы на твоем месте поехал на Волгу,- посоветовал Васильев.- Посмотрел настоящих бурлаков.

Чемоданы набиты до отказа: альбомы, этюдники, постельное белье, кастрюли, крупа, макароны,-никто не знает, что ждет путешественников на неведомых землях. Пароходик, шлепая колесами, бежит вниз по Волге. Репину не приходилось бывать на больших реках. А тут сразу - Волга! "Какая роскошь, безграничность! И веселье какое-то не покидает нас на Волге. Ширь, простор, да и встречи поминутные. То тянутся плоты бесконечной вереницей, то беляна, важно, увесисто нагруженная белыми досками, блестит на солнце, как золотая, и тихо поскрипывает...

Но художников тянуло в неизведанные места. Они перебрались ниже по течению и поселились в глухой деревеньке. Скоро Репин узнал место, где обычно отдыхали бурлаки. Он встречал их, некоторое время шагал с ними в ногу, а потом, когда они устраивались на привал, терпеливо дожидался, пока они пообедают и можно будет поговорить с ними. Он садился поодаль, слушал их шутки, песни, смотрел, как они готовят себе обед. Еда была самая простая, она варилась в черном от копоти котелке, подвешенном над костром. Когда обед поспевал, с баржи приносили ложки, соль, хлеб, все, поджав ноги, садились вокруг одного котелка и молча долго ели. После еды начинались разговоры.

Мимо деревни, где жили художники, часто проходила одна и та же бурлацкая артель. В ней было одиннадцать человек. Репин подружился с ними и хорошо знал каждого бурлака. И огромного, широкогрудого силача, заросшего черной бородой; его называли "нижегородским бойцом",- наверно, за удаль в кулачных битвах. И дерзкого Ильку-матроса. И отставного солдата, недавно начавшего бурлачить. И юного Ларьку.

Каждый из них мог рассказать много интересного о себе, о своей судьбе, о том, что пришлось ему пережить, увидеть и услышать на своем веку. Каждый по-своему относился к жизни, к людям, к своей работе, к тому, что происходит вокруг. А когда Репин познакомился с каждым бурлаком в отдельности, он понял, что и все вместе они не измученное, бессловесное стадо, как показалось ему когда-то, а сильные, смелые, умные люди. И он почувствовал, что не жалость к бурлакам теперь толкает его написать картину, а любовь и уважение к ним.

Портрет Канина

Больше всех нравился Репину бурлак по имени Канин. Репин чувствовал, что перед ним необыкновенный человек. Канин будто знал что-то, чего не знали другие. Он мало говорил, не обижался на товарищей за их шутки, не спорил с ними. "Только брови его все выше поднимались да выцветшие серые глаза детски отражали небо",- вспоминал Репин. Видно было, что этот человек много думал в жизни и многое понял. Он умел отличать главное от мелкого и случайного.

Все в Канине привлекало художника - и его душевная сила, и лицо, и движения.

Канин шагал, тяжело ступая, запряженный в привязанную к длинному канату бечеве, потемневшую от пота кожаную петлю. Репин шагал с ним в ногу, не спуская с него восторженного взгляда.

"Как дивно у него повязана тряпицей голова, как закурчавились волосы к шее..."-думал он, прибавляя ходу, чтобы не отстать. И вот у Репина праздник: он пишет этюд с Канина. Бурлак влез грудью в лямку и повис в ней, опустив руки. Репин, спеша, мазок за мазком клал краски на холст, стараясь передать и глубину его светлых глаз, и большой умный лоб, и теплый цвет его покрытой загаром кожи.

Несколько зрителей, таких же бурлаков, стояли за спиной художника.

• Дивлюсь,- говорил один.- И тут человек и там человек... Диковинно!
• Ведь живой, совсем живой стоит на холсте,- вторил другой.

А третий, который учился когда-то у иконописца, объяснял товарищам, кивая на Репина:

- Ты думаешь, это легко!.. Ведь душа-то из него чуть не вылететь хочет... Туда, на холст...

Окончание картины Бурлаки на Волге

Только через пять лет Репин закончил картину "Бурлаки на Волге". Сначала работа шла быстро, и ему показалось, что картина окончена. Он выставил ее, слышал первые похвалы, но вдруг понял, что многое в ней надо переменить. Репин снова поехал на Волгу, снова искал и находил то, чего не хватало в картине.

И вот они перед нами - "Бурлаки на Волге". Одиннадцать человек, запряженные в лямки, шагают по раскаленному песку. Впереди - Канин, добрый и мудрый. Репин показал и его сильные плечи, грудь, руки, и его душевную силу. Рядом с ним - взлохмаченный, бородатый "нижегородский боец". Он напрягся в лямке, тянет и тянет без устали и всех увлекает за собой. По другую сторону от Канина - Илька-матрос. Он смотрит прямо в глаза зрителю - колючий, непокорный. В его взгляде угроза. Чуть позади - в шляпе горшком - высокий бурлак с коротенькой трубкой в зубах. Он не слишком нажимает на ремень, бредет не спеша, вроде и не думая ни о чем. Утирая рукавом пот со лба, плетется больной бурлак. Сразу видно: недолго осталось ему "тянуть лямку". Юный Ларька вцепился в хомут руками, будто хочет сбросить его. Неужели всю жизнь больше не увидит он ничего, кроме этого раскаленного песка, этой бесконечной воды, этих потемневших от пота спин и ровно шагающих ног?.. Зато как спокоен его сосед, старик. Привалился к Ларьке плечом, на ходу набивает трубочку и словно ничего не желает больше. Наверно, и он когда-то мечтал о другой жизни, да шли годы - притерпелся.

Между Ларькой и стариком виден калмык. Тень от картуза почти скрывает его лицо. Старательно ступает отставной солдат, единственный из всех обутый в сапоги. Он еще не успел их сносить. Солдат пока не приноровился к бурлацкому делу. Но еще сотня-другая верст, истреплет одежду, скинет разбитые сапоги,- пообвыкнет. Высокий грек гневно оглядывается: там, на барже, устроились те, кто нанял ватагу, кого бурлаки в разговорах с художником называли "кровопийцами".

Последний бурлак отстал от остальных, низко согнулся. То ли горе его согнуло, то ли нет сил идти.

Одиннадцать человек. Сильные и слабые. Непокорные и смирившиеся. Но все вместе они совсем не то, что порознь. "Эти одиннадцать человек, шагающих в одну ногу, натянувши лямки и натужившись грудью...- писал о них Стасов,- могучие, бодрые, несокрушимые люди, которые создали богатырскую песню "Дубинушку".

Порудоминский В.